Через мгновение второй патрон попал из магазина в патронник, а курок опять встал на боевой взвод. Затвор «заперся», повернувшись влево. Химик отпустил спусковой крючок, хотя палец с него не убрал, готовый выстрелить еще раз: он помнил, сколько пуль пришлось выпустить напарнику возле Лесного дома, прежде чем монолитовец свалился с колпака машины.

Впрочем, тогда на них напал не рядовой сектант – офицер. Андрей надеялся, что у простых бойцов живучесть куда ниже.

Балкон находился недалеко, а душа добавила твердости руке и улучшила зрение – он попал точно в правый глаз. Увидел, как под бровью монолитовца появилась черная дыра, а потом на самом краю того участка пространства, который виднелся в прицеле, что-то мелькнуло. Андрей дернулся, ствол сместился влево и выше – из дверного проема позади мертвеца на балкон шагнул второй сектант. Сталкер выстрелил, целясь в шею, монолитовец присел – на голове его была каска, и пуля со звоном ударила в нее.

* * *

Никита поднял голову, выпрямился на сиденье. Он чуть не заснул, в чувство его привел едва слышный звук, долетевший со стороны города. Не то звон, не то лязг… Или показалось? Сонная тишина окутывала Лиманск. Сколько сейчас? Глянул на часы – ага, почти пять. Осень, холодно, темно… Он вновь откинулся на спинку. Этот час суток называют «утром», хотя на самом деле утро как таковое еще не наступило: стылая осенняя ночь поглотила Зону. Где-то далеко догорали костры, в круге теплого света сидели сталкеры-одиночки или группы, бродяги спали в брошенных домах, а по лесам бежали слепые псы, ломились сквозь заросли кабаны, и одинокая химера пробиралась вдоль скал, ища очередную жертву. Крысы шмыгали по подвалам развалин, в катакомбах и подземельях бродили таборы угрюмых бюреров, журчали радиоактивные воды ручьев, ветер шевелил заросли жгучего пуха, и аномалии, будто мины разных модификаций, смертельными пятнами покрывали территорию. Шепчущая тысячами голосов, горящая мириадами бледных огней ночная Зона медленно вращалась вокруг Никиты и укачивала его – он уплывал, сознание растекалось по Землям Отчуждения, по всем их лугам и холмам, глухим полянкам в чаще диких лесов, по болотцам и тропинкам, где ни разу не ступала человеческая нога, лишь следы не изученных никем редких мутантов виднелись там…

Он вздрогнул, заморгал, стряхивая наваждение. Достал фляжку, сделал маленький глоток, плеснув на ладонь клюквенной водки, растер лоб. Опять откинулся на спинку, прикрыл глаза. Ведь чуть не уплыл, сознание не потерял! Ему было совсем плохо: кружилась голова, во рту пересохло, озноб сотрясал тело. Как бы не вырубиться. Или сейчас, или позже, в городе, – въедет в какой-нибудь дом и на том все кончится. Может, водки еще выпить? Нет, и так подташнивает, а напарник говорил, пить, когда болеешь, вредно для сердца. И артефакты вредно… Хотя у Никиты сердце здоровое, сильное – такое сердце дай бог всякому. Мощное, как эта вот ЧАЭС, которую и называют сердцем Зоны, ее главной мышцей, той, которая толкает радиоактивную кровь по всему телу…

Он с усилием поднял голову, осознав, что опять начал погружаться в забытье. Поглядел на часы, встал. Нет, так не пойдет, если он сейчас упадет в обморок, все будет кончено.

Никита прошел в салон, покачиваясь, придерживаясь за спинку сиденья, дверную раму, откидную койку… В голове гудело, он часто сглатывал, и за ушами каждый раз неприятно щелкало. В салоне было полутемно, сталкер шумно втянул носом воздух – до сих пор спиртом пахнет. Под стеной стоял Черный Ящик, и Пригоршня не выдержал, сделал то, что давно хотел сделать: пнул его. Ящик скрипнул в ответ – будто огрызнулся. Черная стенка его ухмылялась в полутьме – издевательски, злобно, надменно. Отвернувшись, Никита скинул куртку, расстегнул и снял рубашку. Если напарник рискует, жертвует здоровьем, – значит, и он может. Взял со стола компресс с душой, нацепил на себя, крепко примотал, чтобы она прижалась к груди.

Завязав под мышкой, потянулся к рубахе – и замер, так и не коснувшись ее. Гул в голове стал звоном, он нарастал, пронзительный, надсадный… А потом взорвался. Никита, вздрогнув, запрокинул голову и зажмурился. Звон скатился вниз, через все тело, напитал его собой, нагрел… и стал энергией.

Сталкер открыл глаза. Поднял руку, согнул, глядя на вздувшийся бицепс. Голова больше не кружилась, тошнота прошла. Главное – прошла слабость. Тело переполняла жизненная сила, желание действовать. В салоне будто светлее стало – зрение улучшилось, – а муторные видения, всякие ухмыляющиеся ящики и картины ночной Зоны, исчезли, уступив место обычной реальности, которая теперь была видна очень четко и ясно.

Пригоршня схватил рубашку, взмахнув ею над головой, сунул в рукав правую руку, потом левую… Треск. Он удивленно покосился на плечо: рукав чуть не оторвался по шву. Надо аккуратнее теперь, контролировать себя, особенно поначалу…

Двигаясь осторожно, стараясь не делать резких жестов, он оделся и прошел в кабину. Сел, положив ладони на руль, посмотрел на часы. Осталось меньше пятнадцати минут.

* * *

Пуля со стальным сердечником пробила каску. Донесся лязг, и монолитовец повалился в дверной проем, из которого вышел. Химик вскочил, расставив ноги и прижав приклад к плечу, поворачивая ствол из стороны в сторону, готовый стрелять… Нет, больше поблизости никого не было, никто не заметил произошедшего.

Хотя когда погибли монолитовцы, Андрей ощутил два темных вихря, поднявшихся над балконом. Будто сознания сектантов перед смертью свернулись маленькими смерчами, одновременно злобными – и трепещущими от страха. Мгновение они черными волчками вращались над балконом, а после исчезли, растворившись в небытии – непроглядном мраке, по которому плавали пузыри пространств.

С тех пор как Химик побывал здесь прошлой ночью, расстановка сил не изменилась: сектанты по левую руку, Долг – по правую. Хорошо, по крайней мере расположение группировок ясно. Андрей слегка опустил винтовку, глядя поверх прицела, вслушиваясь. Тишина. Он побежал вперед, двигаясь под стенами домов, ступая неслышно, – серая тень среди других теней. До площади было недалеко.

Миновав квартал, увидел слева между домами канал с водой. Через него когда-то вел мост, теперь сломанный, на другой стороне стоял грузовик, кабина его находилась в воде, торчала лишь верхняя часть. Встав под стеной, Андрей огляделся, никого не увидел и побежал дальше.

Странное впечатление производили эти пустые дома с темными окнами, в большинстве из которых отсутствовали стекла. В полутьме казалось, что он пересекает обычный маленький городок, фабричный поселок, сейчас вдалеке прогудит заводская сирена – и тут же большинство окон озарится светом, за ними возникнут фигуры, сонные работяги станут протирать глаза, жены в халатах потопают на кухню, чтобы приготовить ранний завтрак… Но ничего не происходило: город оставался все так же темен, тих, пуст. Сотни домов, тысячи квартир, улицы, магазины, ларьки, навесы лиманского рынка, ограды, переулки, тупики – и нигде никого. Город призраков.

На улице с двумя монолитовцами он задержался дольше, чем следовало: оставалось меньше двадцати минут до того момента, как Никита заведет двигатель «Малыша». Надо было спешить. Химик миновал стоящий поперек тротуара «уазик» со спущенными шинами, потом белую «Волгу» без колес. Впереди был газетный киоск, пустой, с выбитыми стеклами. Сталкер сделал еще несколько шагов и замер возле витрины продуктового магазина.